эпическая сила / НТВ / деревня / биостанция / сериалы / картинки / куклы / кукломорты / тексты

Ноябрь на себя непохож: был нелюбимым моим месяцем в году, оставлявшим по себе такое впечатление - что-то безбрежно серое, тускло светящееся, холодно и очень грязно - не художественно, как в октябре или как в фильме Германа, а неопрятно и безнадежно грязно, как в прокуренном подъезде зимой, как на разделительных отбойниках автострад, грязно как нищета, сопровождающаяся алкоголизмом и психическими заболеваниями.

И вот чернильность октября затекла в ноябрь и настаивается. Ноябрь как-то весь ушел в точку, свернулся - через неделю обещают похолодание и минус и днем и ночью, но - чувствую, мы миновали период перехода, и вместо мрази просто сразу придет зима. Зима это хорошо. Соленые огурцы на рынке из бочек, капуста с клюквой, покрытая коркой льда хурма, а там и новогодние закупки подарков. За январь уже не заглядываю и не загадываю. Так вот, о чем я.
Чернильная вода. Все сырое и дышит, в парке капли висят на длинных сосновых иглах, стволы деревьев мокрые, особенно та их сторона, что обращена к реке, среди корней - последние выжившие, пережившие заморозки октября - несколько свежих листов земляники, чистотел.

Хожу только по своему микрорайону - зато каждый день часа по два. Он весь шуршит - кленовых листьев густо насыпало между пятиэтажками, то ли дворники ленивы, то ли листья падают слишком быстро, то ли постановление о неубирании листьев пошло в ход. Местами это целые лиственные сугробы. В листьях шуршат кошки, их выпускают из подъездов на прогулку. Вчера воздух пах разрезанным арбузом, сегодня гарью - той осенней, вокзальной, которой отчего-то всегда пахнет сырой осенью и из-за которой понятно, что мы все переезжаем, из прежних обстоятельств в другие.
Во дворе живет пара ворон, дала обеим, что было в кармане - по грецкому ореху. Одна склевала, вторая вырыла носом ямку в земле, сложила туда орех, закопала, и еще листиком сверху прикрыла. И сразу забыла, куда положила - стала переворачивать все листики на детской площадке.

Мне повезло, что я детство проводила в соседней деревне - теперь для меня каждое лето - детство. Каждое утро, просыпаясь, я просыпаюсь одновременно и сразу во множество утр, могу перечислить их - пасмурные, мокрые от росы, туманные, горячие. Вода пахнет разрезанным арбузом, вечер пахнет пылью, полынью и молоком, день резкой горечью канадской лебеды. И я уже столько раз ставила босую ногу в эту или такую же пыль на дороге, по щиколотку, или ехала на велосипеде в воздухе как в воде, когда он обдает тебя попеременно самыми горячими, парными, плотными и - разреженно-холодными слоями. Мы говорили с подругой, она большая путешественница, и встречается с миром в дальних поездках. Не смогла объяснить, почему я не езжу никуда - вернее, отличаюсь в своих поездках занудным постоянством Коса-деревня, деревня-Коса, Коса-деревня; это как море, оно всегда одинаковое, но каждую минуту разное, сколько ни смотри, и совершенно невозможно исчерпать это впечатление. Это как в отношениях с человеком - с любым человеком, вообще - чем ты его дольше знаешь, тем меньше его знаешь, а проходит лет десять, двадцать - и ты уже не знаешь о нем вообще ничего, не понимаешь, какого он возраста, кем работает, какой его, извините, культурный уровень - ничего, кроме того, что вот тут у нас какое-то удивительное существо светящийся шар, которым можно любоваться бесконечно, но который совершенно невозможно оценивать.

С утра тридцать шесть в тени. Пятница, рынок: продавщица хлеба стоит горячая, красная, ей за сорок, в лазурном голубом халате и лазурной шапочке, с глубоким вырезом, который распирают огромные загорелые груди, на грудях лежит горизонтально серебряный крестик, ресницы так густо накрашены, что слипаются, лазурные с серебром тени от жары стекают в морщинки у глаз, в ушах колышутся лазурные камни величиной с полкулака:
- Булочки с изюмом по три рубля, батон по шестнадцать - любые капризы за ваши деньги, все свежее, размен валюты. С праздником вас! Великий церковный - Саровский, в церкви служба была, я ходила - а завтра Илья Пророк, два праздника подряд, с вас пятьдесят, размен валюты, любой каприз за ваши деньги - ангела хранителя в путь!

У магазина кто-то ночью украл уличную плитку - часть украл, часть так побил, пока выковыривал. Плитки там мало, два на два метра - следователь Лексей ведет дело. Есть версия, что украли для кладбища - тротуарная плитка входит в моду на могилках, и чисто, и красиво, и полоть не надо.

Поехали к лесу, проверить, как поспевает дикий шиповник, что растет между лесной тропой и полосой вырубок в соснах. Вдоль опушки с лугов поднимаются коровы, как всегда на закате, в восемь. Слева лес, справа полоса посадок, коровы идут по дороге нам навстречу, солнце светит им в хвосты - но солнца не видно: они ступают тяжело, размеренно, поднимая столб пыли на километр - местная пыль мягкая, серая, мелкая, и при безветренной погоде может стоять в горячем воздухе часами. Плотные клубы пыли от солнца золотые, коровы идут в густом светящемся тумане грубыми тенями, качают боками, синие, сизые, только по контуру мягкого уха, где пушистые волоски, то тут, то там вспыхивает свечение, да вдруг пронизывают туман косые и длинные солнечные лучи, указателями ложащиеся на дорогу. Бока огромные, головы тяжелые, вымя обременено молоком, молчат и вздыхают. Из тумана слышится неразборчиво и протяжно: "Э-эйебанарот, ятедам яблочки жрать!" - пастух последним выезжает на велосипеде, коричневый и сморщенный как корень, за ним спешит шелудивая шавка.
Сошествие коров на апостолов, то ли сошествие святого духа на коров.

- Здорово, Санек!
- Здорово, Ванек!
- Как здоровье?
- В поле оставил!
- На рынок поедете завтра?
- Поедем, как назло сегодня пенсию дали.

Московские гости.
- Ой, гуси!
- Это утки. Вон гуси идут.
- Надо же, а чем они отличаются?
- По вкусу.

Иванушки.
- У нас местные пацаны, когда молокозавод был, все в молоке купались. Особая доблесть была, хвастались потом.
- Да и у нас тоже купались, а как же.
- Цеха-то старые, дыр много. Пролезут, разденутся и плавают в молоке. Их из одного цеха выгонят - они в другой, а в другом просто вода теплая, или обрат.
- Иначе сыру хорошего не будет.

Распределение благ.
- Приходим к бабке, проверяем счетчик, не сходится, говорим - сознайся, бабка, где тайная розетка в обход счетчика? Она - ой нету, нету. Ну, говорим, гляди, враз все обрежем, и твое и наше. Она раз, тумбочку отодвигает, и розетка там. Мы говорим - ну давай теперь нам самогону, а то обрежем...
- Вымогатели вы!
- Да чего ж. Мы в суд ходили подавать, а там присудят штрафу за ущерб рублей на сто, а с нас же потом и спросят, зачем затеяли, судья злая сидит... Они, говорят, у вас там все нищие - пускай воруют.

Тесно.
- Вован с Санькой однажды у леса на дороге, еще в три раза шире этой, на камазах не разъехались. Рунич мимо едет, глядит - они дорогу палкой меряют, где середина, кто, значит, виноват. А дайте-ка мне, говорит, палку? Дали - а он давай этой палкой обоих охаживать...
- Что на камазах, у нас на уралах гонялись по степи - поехали двое наперегонки, пьяные оба - и среди степи въехали друг другу лоб в лоб. А там связь никакая не берет, ни радио, и кругом степь на километры. Их спустя двое суток с вертолетом еле нашли.

Уехала на весь день на остров ниже по реке, поздравить меня приходили уж, лягушки, зуек, зимородок и чета коршунов - а орлан хоть и был зван, но приглашение отклонил. Спасибо щуке, которая закончила свой водный путь у меня на костре.
Скоро начнут качать мед - а пока идут споры, донниковый он все-таки или не донниковый - донник хоть и цветет, но не так густо, как бывает, когда он цветет - раз в пятнадцать лет. Качать начнут, когда попрохладнеет - а то воск плавится.

- Он хорошо объясняет, отчего после обеда спать хочется - Иван, расскажи.
- Ну как, ты поел, кожа на животе натягивается, вот глаза и закрываются.
- Корова у нас была, Жданка, как мы с ней намаялись, сколько раз объедалась! Отвяжется, выберется из сарая, и к дробленке. Я прихожу - лежит на земле вся раздутая и вздыхает. Ну, что делать, веревку за рога, палку в руки - и давай ее гонять вдаль по улице, да через овраги кругом наверх, и так раз много. Главное, чтобы она именно бегом бежала. У них желудок, он как мотор у мотоцикла - дрын дрын дрын и запускается, если бегом бежать. Мы ее на два карабина пристегивали - утром глядишь, опять отвязалась - так и не знаем, как она это делала, карабины-то здоровые, железные - ногой, что ли, открывала. И опять к дробленке. Казалось бы - съешь ты чуток, и хватит. Обожрется, а зерно давай в желудке от влаги набухать. Один раз думали все, ветеринара вызывали, он говорит - если температура у нее до тридцати семи опустится, то уж не подымется, резать надо. Всю ночь над ней с ножом и градусником просидели. А первое средство в этих случаях для коров - чемеричная вода. Людям ядовито, и от вшей ее мажут, а коровам на пользу. Три дня мы чемерицу искали, нет ее у нас, насилу нашли. Влили, глядим, подымается, на ноги встала, рогами водит, и уже ищет, чего бы еще пожевать.
- Ветеринары-то эту чемеричную настойку сами пьют. Но они врачи, меру знают, рюмочку и хватит. А вот был случай - трое мужиков наших взяли чемеричную настойку да выпили, целую бутыль, хорошо значит пошла. Ну один домой вернулся, глядят - а он на стенку полез. Так вот раз-раз руками-ногами по стенке скребет, кидается. Чемерица-то, она как-то на нервы действует. Ну скорую ему вызвали. Приезжают, а тут уже и второй готов, звонят им - и этого заодно заберите. Ну отвезли их в район, промывания, капельницы, насилу откачали. Что, говорят, пили, с кем? Так и так. Ба-атюшки, да у вас же и третий был! Ну все теперь, наверное, он там уже скончался, пока мы с вами возились, времени много прошло. Кинулись в машину и поехали. Приезжают, к нему, а он дверь распахивает и говорит: “Чего надо?” Он здоровенный…